Анализ стихотворения расула гамзатова берегите друзей
Dating > Анализ стихотворения расула гамзатова берегите друзей
Last updated
Dating > Анализ стихотворения расула гамзатова берегите друзей
Last updated
Download links: → Анализ стихотворения расула гамзатова берегите друзей → Анализ стихотворения расула гамзатова берегите друзей
Скольких в жизни я друзей оставил, Сколько от меня друзей ушло. Я иных придерживался правил, В слабости усматривая зло.
Он ставил капкан мне и был готов Вести меня, усыпляя сомненья, С улыбкой во все тридцать с лишним зубов За минуту до моего паденья. » И начал несчастный в последний свой час О жизни некраткой короткий рассказ. If you come across any problems or wish to ask a question, please do not hesitate to contact our Support service using the. И, бывало, на путях крутых Как я каялся, как не хватало Мне друзей потерянных моих! Порой мне казалось сладким питье, В котором было яду немало. Если верный конь, поранив ногу, Вдруг споткнулся, а потом опять, Не вини его - вини дорогу И коня не торопись менять. Люди, я прошу вас, ради бога, Не стесняйтесь доброты своей. Нам верная дружба и песни о ней Нужнее, чем воздух, и хлеба нужней. И теперь я всех вас видеть жажду, Некогда любившие меня, Мною не прощенные однажды Или не простившие меня. И я был счастлив перевести на мой родной аварский язык стихи этого подлинно народного поэта. После было всякого немало.
Лебедева-Кумача: Вставай, страна огромная, Вставай на смертный бой С фашистской силой темною, С проклятою ордой! ПОМОГИТЕ ПОЖАЛУЙСТА СРОЧНО НАДО , А Я ЧИСТО ФИЗИЧЕСКИ НЕ УСПЕВАЮ!!! Люди, мы стареем и ветшаем, И с теченьем наших лет и дней Легче мы своих друзей теряем, Обретаем их куда трудней.
Гамзатов Расул - «Берегите друзей» - И, бывало, на путях крутых Как я каялся, как не хватало Мне друзей потерянных моих!
Знай, мой друг, вражде и дружбе цену И судом поспешным не греши. Гнев на друга, может быть, мгновенный, Изливать покуда не спеши. Может, друг твой сам поторопился И тебя обидел невзначай. Провинился друг и повинился - Ты ему греха не поминай. Люди, мы стареем и ветшаем, И с теченьем наших лет и дней Легче мы своих друзей теряем, Обретаем их куда трудней. Если верный конь, поранив ногу, Вдруг споткнулся, а потом опять, Не вини его - вини дорогу И коня не торопись менять. Люди, я прошу вас, ради бога, Не стесняйтесь доброты своей. На земле друзей не так уж много: Опасайтесь потерять друзей. Я иных придерживался правил, В слабости усматривая зло. Скольких в жизни я друзей оставил, Сколько от меня друзей ушло. После было всякого немало. И, бывало, на путях крутых Как я каялся, как не хватало Мне друзей потерянных моих! И теперь я всех вас видеть жажду, Некогда любившие меня, Мною не прощенные однажды Или не простившие меня. Скажу я, коль спросят: «Чем жизнь дорога? » - «Улыбкою друга, слезами врага! » Мой край затерялся средь скал и камней, И меньше земли в нем, чем славы о ней. Он не изобилен, как сказочный сад. Он дружбою силен, любовью богат. Однажды земляк мой, седой как гора Почувствовал: с жизнью прощаться пора. Но смерть, перед тем как скрутила его. Сказала: «А ну-ка скажи, человек, Как жил ты, как прожил немалый свой век? » И начал несчастный в последний свой час О жизни некраткой короткий рассказ. Мол жил не тужил, не блудил, не грешил, Хмельницкого пива не пил, табака не курил. С утра и пока не ложился я спать, Три раза кормился, молился раз пять, Не лгал он, не крал он, хоть знал — не болтал. Чужого не брал, своего не давал. И смерть, что известна своей простотой, Ему улыбнулась: «Ты жил, как святой! Должно быть, о старец, что сед, как гора, Друзьям приносил ты немало добра! И я, чтоб не ранить их верных сердец, Готова конец твой отсрочить, мудрец. » Старик седовласый как снег побелел: Не то что друзей, он врагов не имел. Воскликнула смерть: «Если так, о мудрец, Ты жил на земле, хоть давно уж мертвец! » Готовься, тебя я с собою возьму, Коль людям не нужен, ты нужен кому? » Эй смерть, я твои одобряю слова, Я враг твой заклятый, но здесь ты права. Мы, люди, а значит без верных друзей Труднее нам жить, умирать тяжелей. Без дружбы погиб бы мой малый народ, Великий лишь тем, что любовью живет. Нам верная дружба и песни о ней Нужнее, чем воздух, и хлеба нужней. Товарищи далеких дней моих, Ровесники, прожившие так мало!.. Наверное, остался я в живых, Чтоб память на земле не умирала. На поле боя павшие друзья - Вас было много, страстно жизнь любивших. Я ведаю: в живых остался я, Чтоб рассказать о вас, так мало живших. Ты счастлив тем, что многие года Живешь спокойно, с бурями не споря, Друзей не знаешь, то есть никогда Ни с кем не делишь радости и горя. Но если даже прожил ты сто лет И голова, как мудрость, поседела, Тебе при людях говорю я смело, Что не родился ты еще на свет. Сказать откровенно, я очень устал От их удивительно правильных мыслей И прорепетированных похвал. Был друг у меня. Я любил его, верил, Считал его чуть ли не братом родным. Пред ним раскрывал я приветливо двери, Я сердце свое раскрывал перед ним. Каким простодушным я был вначале, Как было доверчиво сердце мое. Я говорил о своей печали Тому, кто был причиной ее. Он восклицал: «Я долго не спал, А уснул и увидел тебя в сновиденье! » Я не думал, что лгал он, а он и не лгал: Он полночи писал на меня заявленье. Я ему говорил о своих врагах, А он их другом был мне на горе, Я ему говорил о своих друзьях, А он мечтал меня с ними поссорить. И делал это спокойно, без шума, Неуловимый и скользкий, как ртуть. А я до сих пор не могу придумать, Как мне уваженье друзей вернуть. Я не знал, что речи друга фальшивы, Я шел и верил ему, любя, А теперь стою на краю обрыва, Кляну его и ругаю себя. И правда, когда замыкается круг, Прозревает слепец, трезвеет мечтатель... Был друг у меня, и умер мой друг, Живет на земле мой враг, мой предатель. Ты готово Открыться пред тем, поверить тому, Кто согреет тебя ласковым словом. Он называл меня другом заветным, И ты тянулось к нему, к врагу. Я не видел лжи, что была заметна, Как черная палка на белом снегу. Порой мне казалось сладким питье, В котором было яду немало. Я, не чувствуя, брался за острие, Считая его рукояткой кинжала. Глупец, я в зле не чувствовал зла, Хотя распознать его было просто. Похвалой мне казалась его похвала, Я верил в рукопожатья и тосты. Я весел, если чему-нибудь рад. Я угрюм, если чем-нибудь озабочен, А он — актер, у него смеющийся взгляд, А в сердце злоба клокочет. Он ставил капкан мне и был готов Вести меня, усыпляя сомненья, С улыбкой во все тридцать с лишним зубов За минуту до моего паденья. Он говорил мне про Гейне и Блока, Иным восхищаясь, иное кляня, Он глядел на меня немигающим оком, Он знал мой характер лучше меня. Был друг — и нет... Но у меня осталась в сердце рана, И я боюсь — осталась навсегда. Тяжелый груз взвалил ты мне на плечи, Я старше и угрюмее теперь, И кто б с улыбкою ни шел навстречу: «Не ты ли в нем? » — я думаю теперь. Ты мир мой не замазал черной краской, В моей груди не погасил огня, Но, научив глядеть на все с опаской, Ты сделал недоверчивым меня. Я разорву страницы писем гладких, Я позабуду дни разлук и встреч. И лишь портрет, где ты с улыбкой сладкой, До самой смерти буду я беречь. И пусть всегда он будет мне укором. Пусть он стоит спасибо за урок , Как черный придорожный столб, который Нам говорит о трудности дорог. Отец мой знал забавные примеры Того, как достается простакам. О бдительности пел он пионерам, И у костров о ней читали нам. Усвоил я немало мудрых правил Из слов друзей, учителей, отца, Но нынче ты меня понять заставил Все то, что не постиг я до конца. Может быть, это и не нужно. Ибо ясный полдень незачем освещать горящими лампами, и нет необходимости отапливать квартиры летом. Людская дружба, так же, как правда, не нуждается в эпитетах, и ее не принято украшать словесными узорами. Особенно это не принято среди тех, кто тысячам хороших слов предпочитает один хороший поступок. Поэтому и мне трудно писать о Мустае Кариме, тем более когда надо это делать прозой. Как-то Мустай говорил о том, что у него три радости в жизни: дороги, люди и воспоминания. Я тоже благодарен дорогам своей жизни. На них я встретил много хороших и разных людей, доброта и дружба которых подарили мне много радости и сделали мою жизнь более цельной и совершенной. Я никогда не был беден друзьями и до сих пор встречу с каждым новым интересным человеком рассматриваю как праздник моего сердца, как опровержение моих разочарований в жизни. А у меня были горестные разочарования в друзьях, кое-кто из них попал в число бывших. Это мое состояние хорошо выразил в стихах Мустай Карим: И мой Мустай вот уже двадцать лет находится неизменно и за праздничным столом, и у печального камина моих дум и чувств, куда я в дни радости и горя собираю самых близких и родных. С ним очень хорошо. Он никогда не мельчает. Он добрый, щедрый, правдивый, красивый. Об этом знают многие. Но если он еще кое-кому незнаком или о нем кто-то знает лишь понаслышке, я спешу рассказать о нем хотя бы коротко, надеясь, что читатели не ограничатся этим шапочным знакомством, а будут стремиться поближе узнать его — ведь он не принадлежит к тем людям, о которых лучше слышать, чем видеть. Рассказать о человеке коротко — значит рассказать о самом главном, что вас больше всего трогает в его судьбе и характере. Для меня главное в Мустае Кариме — его привязанность и любовь к людям. Он писал: Да, путь Мустая Карима и в поэзии, и в жизни освещен тем добрым светом, который исходит от лиц людей, из глаз друзей. А в пути было много горестей и радостей, и он был и в том и другом случае достоин их. Поэт не бывает без ран. Раны как бы они ни были тяжелы он принимал без стона, награды как бы они ни были высоки он принимал без зазнайства. Он меньше всего принадлежал себе, а принадлежал своим друзьям, людям своей земли, родному аулу, городу, стране. Но в дни радости он бывает более одиноким, чем в горестные, печальные дни. Я познакомился с Мустаем Каримом в одной из московских больниц сразу после войны. На больничной койке лежал тяжелобольной двадцатишестилетний красивый воин и поэт. Меня привели к нему его стихи, рассказы о нем и люди, любившие его. Их уже тогда было много. Тяжело было смотреть на участника первых боев, видевшего поле боя и в последний день войны, когда стоял сплошной лес немецких винтовок, воткнутых штыками в землю, на человека, который перенес тяжелые ранения и выходил невредимым из окружения, а теперь, прямо из похода, попал в такой неприятный «очаг», где его мучил туберкулез. Этот горький юмор Мустая запомнился мне на всю жизнь. Потом поэт отразил его в одном из своих стихотворений. Но благодаря жажде жизни, любви к людям и, как он сам пишет, «заботе и помощи многих друзей и незнакомых», после пяти лет борьбы с недугом он становится на ноги. «Как много знали мы вместе, как много мы видели вместе, как мечтали мы все вместе! Частица души каждого из них пройдет со мною», — писал впоследствии о своих друзьях Мустай. И в горести и радости он никогда не подводил друзей. А годы были у него полны неожиданных событий. Его нежное сердце окрепло, и сам он как-то признал, что оно огрубело и становится каменным. Но мысли о своих друзьях, любимых, о своей родной стране делают поэта снова нежным и впечатлительным, и он пишет книгу стихов «Цветы на камне», в которой есть и такие строки: Люди-цветы, люди-звезды — эти замечательные стихи полны любви к людям. Многие считают, что, когда решаются судьбы стран, некогда думать конкретно об отдельных простых людях. Но Мустай говорит: «Ведь не иголка человек, чтоб потеряться вдруг». События должны утверждать каждого человека, а не проглатывать его. В тяжелые дни, когда был ранен, Мустай писал: «О, я так испугался, что потеряю тебя, если вдруг навсегда замолчит мое сердце. Сам увидишь — это естественно, но вместе с тобой уходят люди, которые в тебе жили, — это страшно». Думать о людях до самозабвения, любить их до самозабвения — этим наполнено все творчество Мустая Карима. Мустай Карим живет в столице родной Башкирии — Уфе. Но он меньше горожанин, а больше селянин. Каждое лето он уезжает в свой родной аул, а вместо писем присылает мне травы, травы земли Салавата Юлаева. И я был счастлив перевести на мой родной аварский язык стихи этого подлинно народного поэта. Башкирия находится на границе Азии и Европы, и Мустай Карим сочетает в себе две культуры — Востока и Запада, не противопоставляя их. Я вижу орла, тени от крыльев которого падают и на Европу, и на Азию. Никакие ветры не мешают его полету, а если дуют они, он, как и полагается орлу, летит против ветра.